Пространство и время были покрыты странной дымкой, через которую иногда прорывались звуки, шорохи, голоса, противный вкус, иногда он знал, что что-то пьет, чувствовал прохладу простыней и жар тела, отвратительный осадок на языке, жжение под твердой чешуей. Иногда кто-то звал его по имени, но он не открывал глаз, равнодушно созерцая внутреннюю дымку из воспоминаний.
Он повернулся на бок, на несколько мгновений вырываясь из тумана, сквозь ресницы замечая движение и свет – неяркий, но все равно бьющий по глазам, которые много времени оставались закрытыми. Кажется, вот та долговязая фигура – это школьный лекарь Павлов, а рядом с ним кто-то на кровати…
- …Я всего лишь хотел забрать обглоданные кости из вольера, а он как накинется…
Феликс снова сомкнул веки – все было неинтересно и пусто, даже слова почти перестали иметь значение. Хотелось лишь одного – двигаться. Он не знал, куда, но куда-то двигаться, чтобы в этом движении закончить все… Шагнуть – и конец…
Воспоминания приходили волнами, к которым он уже начал привыкать, не в силах прекратить или забыть. Он просто смотрел их, как картинки в детских книжках, которые они с мамой убирали на чердак много лет назад вместе с игрушками…
Воспоминания были иногда четкими, с красками, запахами и звуками, а иногда словно все в той же странной дымке, и они даже не ощущались, просто проходили мимо, потому что причинили бы новую боль… И эти воспоминания он любил больше – никаких голосов и ощущений, просто черно-белая пленка, как у мальчишки во дворе в его чудном аппарате…
Феликс зарылся под одеяло, утопая в жаре тела и жжении кожи под чешуей…
- Прикоснись, это не так страшно…
- Феликс, а ты что-нибудь чувствуешь?- ее длинные красивые пальцы неуверенно очертили несколько чешуек, словно она гладила кошку.- Хоть что-нибудь?
- Конечно,- ответил он глухо, прикрывая глаза: ее прикосновения к его новой коже были очень приятными, по позвоночнику проходила дрожь.- Не останавливайся…
- Такая холодная,- она прикусила губу, отдергивая руку, в глазах на миг сверкнуло что-то странное, но тут же исчезло. Ей просто нужно было привыкнуть…
- Зато внутри от нее жарко,- улыбнулся он, чувствуя, как перемещаются красные чешуйки на лице.- Мои глаза тебя не пугают?
- Нет, что ты! Ты стал… таким необычным,- она оглянулась, словно призывая всех посмотреть на нее и ее парня – уникального и немного устрашающего.- А правда, что ты можешь засунуть руку в огонь, и тебе ничего не будет?
- Ну, я чувствую прикосновение пламени, но мне не горячо,- он протянул осторожно покрытую чешуей руку и остановил ее в миллиметрах от ее лица, словно спрашивая разрешения.
- Мне пора, поправляйся,- она встала, поспешно застегивая мантию.
- Юлиана…
- Димитрий сказал, что зайдет к тебе вечером, а я загляну в субботу, а то у меня уроков много, ты ведь знаешь, что меня в этом триместре перевели к «драконам», мне бы не хотелось отстать от класса…
- Юлиана…
Дымчатая реальность ощущалась болезненно и жарко, он легко понимал, когда выныривал из воспоминаний, которые только усиливали желание куда-то идти, чтобы все закончить. Тогда он пытался сесть на постели и даже открывал мутные глаза, тяжело дыша – он чувствовал, как холодный воздух вырывался из сжатых легких, слышал, как чешуйки тихо шуршали, перемещаясь, переливаясь на мышцах.
- Феликс, ложись, тебе нельзя вставать,- мягкие, но сильные руки тут же укладывали его на подушку, голос шелестел, успокаивая, окуная в дымку, во рту снова был привкус чего-то.- Давай, малыш, надо поправляться…
И он покорно ложился, не чувствуя шевеления воздуха, проваливаясь в новую дрему, куда снова и снова, в ленту воспоминаний, прорывались голоса и звуки.
- Я нашел эту карточку!
- Она не твоя!
- А ну, замолчали! Сейчас я вас буду приводить в божеский вид, ишь взяли в моду устраивать дуэли из-за карточек от Шоколадных лягушек!
- Это не просто карточка! Это из английской коллекции!
- Она моя, я ее первым увидел!
- А я подобрал!
- Тихо! Где вы вообще ее нашли?
- В Зале Святовита, у колонн…
- Кто-то потерял, вы должны ее вернуть…
- Нет!
- Еще чего!
- Тихо, я сказал!...
Феликс застонал, пряча голову под подушку, окунаясь в дымку, которая быстро растворилась, сменившись новыми лентами воспоминаний, черно-белых, блеклых, что уже не задевали, словно отболели вместе с желанием жить…
- Я не могу даже на него смотреть…
- Юлиана, мы нужны ему…
- Я не могу! Я не могу его касаться! Ты бы видел, как он дрожит, стоит прикоснуться к этой его шкуре, он на меня такими алчными глазами смотрит, я его боюсь… Этот его глаз…
- Юлиана, пожалуйста…
- Дим, я. Не. Могу. Тебе не приходится его целовать!
- Потерпи еще хоть немного…
- Ты и терпи, если тебе так хочется!
- А я и терплю! Насколько ты помнишь, я уже несколько месяцев терплю! Тебя и его! Думаешь, мне не хочется, чтобы ты его бросила и стала моей девушкой?! Хочется, но только не так и не сейчас…
Юлиана улыбнулась, шагнув к Димитрию, обвивая его шею руками, и Димитрий не сопротивлялся, прикрыв глаза.
- Мы должны помочь ему…
- Ему уже не поможешь, а мы можем жить дальше…
- Юлиана, я не могу так…
- То есть ты хочешь, чтобы я ушла?
Он поймал ее за талию, с тихим вздохом целуя, прижав к себе…
Он вздрогнул, ища напряженно дымку, в которой можно потеряться, но не находил, потому что последнее воспоминание пробудило еще большее желание все закончить, встать и идти.
Феликс откинул одеяло и сел, голова кружилась, слабый свет пробивался из-под ресниц, ослепляя.
- Эй, Феликс, ты что?
Он нахмурился, не понимая, что это за голос, он был знаком, но кому принадлежал, парень понять так и не смог. Голова была мутной, глаза не видели ничего, кроме света. Мягкие теплые руки легко коснулись его плеч, толкая на постель, он покорно лег, смыкая веки.
- Как ты?
Девичий голос, все тот же. Его обладательница села на постель рядом с ним, а он все судорожнее пытался понять, кто она и что ей от него надо.
- Тебе надо поправляться, Феликс,- рука скользнула по его здоровому предплечью, даря немного прохлады.- Поправляйся, обязательно… Ты нужен Эйидль, очень ей нужен…
Эйидль. Это имя что-то ему говорило, оно тоже было подернуто дымкой, но болезненной, правда, уже почти не ощущаемой болезненно, как ничто уже не ощущалось.
- Эйидль,- он попытался вытолкнуть имя вместе с холодным воздухом, но у него не вышло, по крайней мере, он себя не услышал. И словно эта попытка прорвала плотину, которая не давала ему понять, что для него значит это имя.- Она…
Феликс сжался, пытаясь оттолкнуться от этого имени, оттолкнуться от воспоминаний, но он не мог, у него не было сил даже на это…
- Знакомься, сынок, это твой отчим Нильс и его дочь, твоя сестра, Эйидль… Она пойдет в твою школу в этом году…
- Привет, Феликс,- голос отчима звучит с певучим акцентом, он явно не так давно выучил немецкий.- Рад знакомству,- Нильс говорит на правильном немецком, не на австрийском.
- Сынок, не молчи, скажи что-нибудь…
- Все из-за вас,- прошипел он, глядя на девчонку и ее отца.- Ненавижу вас, убирайтесь!
- Феликс, извинись сейчас же!
- Все из-за вас! Вы во всем виноваты!
- Феликс!
- Феликс! Ты меня слышишь?
Все тот же голос вырвал его из дымки воспоминаний, в груди гулко билось сердце.
- Слышишь? Ты ей нужен!
- Ненавижу,- вырвалось из груди, и он вздохнул легче, сердце словно перестало сжиматься. Он снова окунулся в дымку безразличия.